|
И. Репин. А.С. Пушкин на экзамене в Царском Селе 8 января 1815 года. 1911
В январе 1815 года предстоял в Лицее переходный экзамен. Готовились к нему самозабвенно. Лицею скоро исполнялось три с половиной года. Успела ли идея дать плоды? Захотелось блеснуть перед гостями, разрешили приезжать родителям. Встреча гостей походила на парад. Среди прибывших самый важный — Гаврила Романович Державин. Поэт, да не простой, а придворный, рангом не ниже министра. На Пушкина возлагали надежды. Учитель словесности Галич предложил написать стихи и прочесть их на экзамене. Пушкина и раньше редко видели сочиняющим. Казалось, что строчки рождаются в нем легко, словно он берет их из воздуха. И Пушкин не спешил разуверять. А тут он все чаще стал уединяться, к обеду приходил бледный, никого вокруг не замечал. И только глаза выдавали тайну его молчания.
И забываю мир — и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться, наконец, свободным
проявленьем —
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.
За три дня до экзамена министр Разумовский лично устроил репетицию. Пушкин читал стихи ему лично. Он назвал их «Воспоминания в Царском Селе».
После чтения Пушкин вышел еще сосредоточеннее и бледнее. В день экзамена больше других волновался Дельвиг. Куда девалась его всегдашняя сонливость и лень? Заложив руки за спину, он расхаживал по площадке между первым и вторым этажом, как Наполеон. Ему хотелось первому встретить Державина и поцеловать ему руку…На экзамене Державин дремал. Когда объявили завершение программы — русскую словесность, слегка крякнул. Оживился, приложил к уху ладонь. Благосклонно кивал, слушая свои знаменитые оды. Его немного развеселил Кюхля. Державин спросил его, что важнее для написания: следование великим образцам или восторг пиитический? — Восторг пиитический! — выпалил Кюхельбекер, размахивая руками, как бы пытаясь изобразить этот восторг и воспарить. Улыбка Державина была одобрительной. С первых строк Пушкина он встрепенулся и даже привстал. Пушкин стоял в двух шагах от Державина, но видел его как в тумане. Упругие строфы улетали конницей в глубь залы. Голова Пушкина была слегка откинута. Бессмертны вы вовек, о Росски Исполины,
В боях воспитанны средь бранных непогод;
О вас, сподвижники, друзья Екатерины,
Пройдет молва из рода в род. О громкий век военных споров,
Свидетель славы Россиян!
Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,
Потомки грозные Славян,
Перуном Зевсовым победу похищали.
Их смелым подвигам страшась дивился мир;
Державин и Петров Героям песнь бряцали
Струнами громозвучных лир. Голос звенел. Дойдя до упоминания державинского имени, он зазвенел на самых высоких нотах. Дальше Пушкин себя уже не помнил. Ошеломленный зал замер. Замер и Державин. От восторга он помолодел лет на пятнадцать. А Пушкин куда-то исчез. Его искали, но не нашли. За праздничным ужином министр Разумовский намекнул отцу Пушкина Сергею Львовичу о возможной карьере питомца. И пожелал Александру прославиться прозой, а не стихами. «Оставьте его для поэзии! — с жаром включился в разговор седой классик. — Это будет второй Державин. Я ему лиру передаю! Теперь и умереть можно». Отрывок из книги Александра Самарцева «Александр Сергеевич Пушкин»
|
